Нечаева М.Ю.

Уральские монастыри

// Очерки истории Урала. Вып. 3. Духовная культура Урала (учебное пособие). Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997. – С.79–101.

В электронном тексте указана нумерация страниц печатного издания: \C._\

На с. 80, 97–100 напечатаны фотографии, которые в электронном варианте не воспроизведены.

© Нечаева М. Ю., 1997.

Коммерческое использование и распространение в печатном виде, а также размещение в электронных библиотеках и изданиях без разрешения правообладателя недопустимы.

При цитировании и ссылках на данную публикацию указывать:

Нечаева М. Уральские монастыри // Очерки истории Урала. Вып. 3. Духовная культура Урала. Екатеринбург, 1997. С. ___ (http://atlasch.narod.ru/)

\С.79\

Урал – российская провинция, место встречи Европы и Азии... Перевалив через Уральский хребет, человек оказывался как бы на пороге Сибири, с ее просторами, богатствами, размахом. А когда это не манило русскую душу? Но не неприкаянность бродяги, а основательность, способность сделать необжитой край родным надежным домом помогала раздвигать границы России. Примет такого продвижения можно найти много. Ими были и русские деревни, и крепости, и заводы, обильно возникавшие в уральском крае. Появлялись постоянные поселения, появлялись и православные храмы. И не только. Даже в недавно осваиваемых русскими землях строились монастыри – для тех, кто, не довольствуясь мирской жизнью, хотел посвятить себя только Богу. Столь благочестивое стремление почиталось в России всегда.

Как появились монастыри на Урале

«Монастырь» в переводе с греческого означает «уединенное жилище». Самый древний монастырь на Урале появился еще во второй половине XV века. Его основал первый пермский епископ Стефан в селении Усть-Вымь (территория республики Коми). Это были еще не освоенные русскими места, в которых жили коми-зыряне, по вере своей – язычники. Для их обращения в христианство и создавалась обитель (так часто в России называли монастыри). Однако дальнейшая судьба ее неизвестна, вероятно, монахи не выдержали тягот жизни в столь отдаленном краю и разошлись. Первой обителью с долгим будущим оказался построенный в 1462 году на Чердыни мужской монастырь, названный по своему храму Богословским. Его также основал для крещения в православие местных народов пермский епископ Иона.

На восточном склоне Уральских гор первая обитель возникла в 1604 году. В городе Верхотурье, основанном всего шестью годами ранее, был устроен Николаевский мужской монастырь, названный так по церкви, посвященной Святителю Николаю (подобным образом получали свое наименование и другие обители). Более активно Урал стал заселяться и осваиваться русским населением \С.81\ во второй половине XVI–XVII веках, поэтому и православные монастыри чаще основывались именно в то время.

Своим рождением обители обязаны были религиозным устремлениям мирян и монахов. Первоначально один человек или несколько сразу поселялись отдельно и вели очень благочестивую жизнь, соблюдая монашеские обеты (о них мы расскажем ниже). Иногда такие верующие люди уходили в достаточно глухие места, иногда оставались в городах или деревнях, но и там вели уединенное существование; слово «монах» в переводе с греческого и означает – «одинокий», «отшельник». Со временем молва о них привлекала других желающих испытать себя в монашестве, образовывалась монашеская община. Она начинала зарабатывать средства к существованию своим трудом, из уважения к образу жизни ее обитателей миряне делали вклады (дары), некоторые – довольно значительные.

Так появился Далматовский Успенский мужской монастырь. В 1644 году на пустынные земли на реке Исети пришел монах Далмат. Раньше он жил в другом уральском монастыре, Невьянском Богоявленском, пользовался там большим авторитетом за свою набожную и строгую жизнь, и его даже хотели выбрать строителем то есть начальником. Предание гласит, что Далмат не пожелал такой должности и в поисках уединения ушел оттуда. Земли, где поселился монах, принадлежали татарину Илигею, но сам он их не использовал, а сдавал в аренду русским людям, занимавшимся промысловой деятельностью. Промысловики, узнав о появлении монаха и о том, что к нему начинают приходить другие монахи и миряне, желавшие вести такую же благочестивую жизнь, подговорили Илигея с его сородичами изгнать их. Татары-кочевники нападали на монашескую общину в 1644 и 1645 годах. По преданию, во время второго столкновения Илигею было видение Богоматери, запретившей трогать иноков – монахов. Вняв ему, Илигей оставил в покое монахов, позволил жить на своих землях и даже подарил Далмату кольчугу и шлем-шишак. Однако более вероятно, что татары договорились отдать монахам свои владения в аренду. В 1652 году монастырь добился того, чтобы царь признал эти земли принадлежащими обители.

Далмат с монахами и дальше разными способами расширял монастырские владения, благо многие земли на Исети пустовали. Присутствие деятельных иноков казалось весьма неудобным для народов, кочевавших в тех местах. Они время от времени нападали на обитель, что заканчивалось кровавыми побоищами, стоившими \С.82\ жизни и монахам, и крестьянам, селившимся на подвластных монастырю землях. Подобные столкновения происходили в 1651, 1661–1665, 1704–1707, 1736 годах. Стремясь обезопасить себя от кочевников, монахи начали строить крепостную стену вокруг обители. Сам Далмат (его мирское имя – Дмитрий Иванович Мокринский) был профессиональным воином, и его опыт пригодился при выборе места для обители и возведении оборонительных укреплений. На монастырские земли приходили беглые крестьяне, их здесь принимали вопреки законам, при набегах кочевников они могли укрыться за стенами монастыря. Первые годы обитель помогала им обустроиться, завести свое хозяйство, а потом они должны были за это нести повинности на монастырь (оброк и барщину). К 1744 году в монастырской вотчине уже жили 2150 человек мужского пола (и примерно столько же женского). Процветало земледелие, скотоводство, у обители были собственные рыбные и пушные промысловые угодья. Земли монастыря охватывали почти всю территорию современного Далматовского района Курганской области.

Стремление некоторых глубоко верующих людей полностью посвятить себя Богу и вести монашескую жизнь поддерживалось мирянами, которые хотели построить для себя церковь, а для сирот и престарелых – приют. Тогда они помогали возвести монастырь, обитатели которого соглашались заниматься подобной благотворительной деятельностью. Храм становился одновременно и монастырским, и приходским, то есть сюда приходили миряне одного или нескольких соседних селений. Прихожане первое время содержали обитель.

Пример тому – Верхотурский Николаевский монастырь. В 1604 году вблизи верхотурского кремля монах Иона, пришедший из Ярославского края, основал обитель. Строилась она на деньги горожан, которые хотели сделать ее центром церковного прихода и приютом. Но их средств не хватило, Иона взял необходимый для построек лес у верхотурских воевод. Расплатиться за него не удалось, и Иона обратился к царю Борису Годунову. Тот своей властью дважды – в 1604 и 1605 годах списал задолженность обители. Этого Иона в 1605 году лично добивался в Москве и, пользуясь случаем, выпросил для монастыря необходимую церковную утварь, жалованье для настоятеля, то есть начальника монастыря и церковного дьячка (оно выплачивалось недолго). И, что более важно, царского указа к верхотурскому воеводе о выделении обители земли. Впоследствии монастырские власти старательно \С.83\ расширяли владения, заключая договоры с крестьянскими общинами, отнимая у должников земли, отданные под залог, получая земли по вкладам (в дар), а также добиваясь пожалования царем некоторых угодий. Заселялись земли так же, как и вотчина Далматовского монастыря. К 1764 году у обители было 543 души зависимых крестьян (и примерно столько же крестьянок).

На Западном Урале жили крупные феодалы, обладавшие большими земельными угодьями и богатствами. Как люди религиозные, они могли поддержать стремление монахов или местных мирян к созданию обители, значительно облегчив первые годы ее существования. Так, три монастыря (Пыскорские Преображенский мужской и Введенский женский, Чусовской Успенский мужской) своим появлением обязаны роду Строгановых – крупнейших владельцев земли, промысловых угодий, а впоследствии и заводов. В устье реки Пыскорки, притока Камы, еще до 1558 года существовала мужская «пустынь» – маленький монастырь. У нее не было ни храма, ни своего хозяйства, а обитатели жили за счет подаяний. В 1559–60 годах, Аникий Федорович Строганов сделал пустыни вклад (дар) землями, перед смертью сам стал там монахом, а детям завещал заботиться о монастыре и впредь. Они выполнили его желание, обитель была обеспечена и землями, и зависимыми крестьянами, и соляными варницами, и необходимыми постройками.

Учитывая недостаточное освоение края в XVI–XVII веках, церковные и государственные власти обычно с первых лет существования монашеской общины брали ее под свою опеку и признавали за нею те владения, которые она приобретала благодаря вкладам, покупкам и просто захватам земель, как правило, пустующих.

Как становились монахами

И в те далекие времена, и теперь, все люди, поступающие в монастырь с намерением принять монашество, называются послушниками. Кроме них, там могут проживать паломники и богомольцы, которые приезжают поклониться монастырским святыням, помолиться в храме, получить духовный совет. Срок испытания твердости и обдуманности желания принять монашество называется искусом. Весь срок искуса послушник проводит в монастыре и не выполняет мирских обязанностей.

\С.84\

В XV – начале XVIII веках монашество формировалось из всех слоев населения, больше половины его на Урале составляли бывшие беглые крестьяне, достаточно было и служилых людей – казаков, солдат.

Твердость намерения принять постриг испытывали достаточно долго, обычно несколько лет. Часто монастырские власти требовали сделать сначала вклад (дар) обители. Можно было отдать что-либо из имущества, но крестьянам чаще приходилось работать «за вклад». И они трудились на обитель 5–7 лет, изредка и дольше, до 30.

Чтобы стать монахом, надо было пройти через обряд пострижения. Сначала на послушника одевали только рясу – особую длинную рубаху и головной убор – камилавку. При этом крестообразно выстригали небольшую прядь волос. Прошедший такой обряд становился «рясофорным послушником», или «новоначальным монахом».

Окончательное принятие монашеского сана совершалось через обряд «последование малой схимы». Произносилось наставление послушнику. Он давал три иноческих обета (обещания): послушания, нестяжания – отказа от всякой собственности и целомудрия – отказа от брака.

Проводящий постриг настоятель обители или монах троекратно повелевал подать ножницы и троекратно отвергал их, как бы испытывая твердость послушника. Потом крестообразно выстригал волосы и нарекал новым именем в знак окончательного отрешения от прежней мирской жизни. Монаха облачали в хитон, параман, рясу, пояс, мантию, камилавку, клобук, сандалии и давали четки. Каждая деталь одежды символизировала новую жизнь, посвященную Богу. Так, хитон – власяница, то есть длинная рубаха из грубой ткани означал нищету, одеваемая поверх него ряса – в переводе с греческого значит «ветхая одежда» – покаяние. Черный цвет рясы должен был говорить иноку о смерти, поскольку постриг считался переходом к иной жизни и, следовательно, мирской кончиной. Одеваемая на рясу мантия не имела рукавов, ее края развевались при движении, напоминая монаху о том, что он должен быть подобен крылатому ангелу. На голову одевалась камилавка («жар укрощающая») и клобук («шлем спасения»), символизирующие умерщвление плоти и укрытие от соблазнов .Плечи покрывали особым четырехугольным платком с изображением креста – «параманом», который означал связь с Христом и обуздание желаний. Монах должен был постоянно произносить про себя \С.85\ молитвы, около тысячи в день, для их счета давались четки .Такой обряд – очень древний, но и сегодня он не изменился.

Говорить о мыслях и чувствах людей прошлого сложно, о многом они молчали. Но перед постригом писали прошение и там объясняли – кто как, почему хотят этого. Кто-то искренне и пространно, кто-то сухо и почти формально. Писали, что «обещались» пресвятой Богородице принять иночество и «до кончины жизни моея поработати Господу Богу», или просто возымел «всеусердное свое желание и неотменное намерение» постричься – вот и все о своих религиозных порывах. О житейских проблемах рассказывали значительно подробнее. «Ради старости своей глубокой... ибо имею от роду девяносто девять лет»; «ибо муж мой помре»; «ибо отец вот уже 5 лет как бежал, а мать умерла», «и для того я всенижайшая во всеконечное сиротство пришла». В 1759 году девушки писали, что хотят постричься в Далматовский Введенский монастырь, «ибо мы нижайшие в замужество за слабостью здоровья своего итети не желаем». Быть может и так, но вот странное совпадение – все пятеро просительниц оказались сиротами: отцы их умерли и перед смертью «завещали» им идти в монашки, а матери – с легким ли сердцем или со слезами, все подписались, что согласны.

За спиной у уральских монахов того времени тоже богатое прошлое. Сколько мест сменили, сколько работ и профессий, пока не оказались в обителях. Вот монах Мисаил (в миру Михайло Старостин). Родился в 1670 году в Устюжском крае в крестьянской семье, потом работал на купца, в 45 лет ушел на Каму на соляные промыслы, а через пять лет – в Далматовский монастырь на Исети. Семь лет работал на монастырь «за вклад», и только тогда его постригли. К тому времени ему было уже 58 лет.

Монах Иосиф (в миру – Иоаким Смирных) – тоже из крестьянства и тоже издалека – из Вологодского края. Родился в 1695 году и еще во младенчестве после смерти отца оказался вместе с матерью в Пошехонье (Ярославщина). Прожил там девять лет, потом еще десять – в Архангельске. Стал портным, десять лет прожил в Астрахани, восемь – в Нижнем Новгороде. В 35 лет пришел в Далматов, без паспорта (как и большинство других, беглых крестьян), два года поработал « за вклад» портным и был пострижен.

\С.86\

Монастырские занятия

Любая работа в монастыре считалась послушанием. Какое бы послушание ни было дано, оно должно беспрекословно исполняться, даже если не соответствует желаниям и способностям послушника или монаха. Назначал на те или иные послушания настоятель или настоятельница монастыря. Помимо больных и престарелых, все несли послушания либо на физических работах, либо как управляющие.

При основании обители вся братия обычно занималась земледелием и рукоделиями. По мере расширения монастырских владений большинство монашествующих занималось уже только организацией работ крестьян в вотчине и контролем за монастырским имуществом, активно привлекая к этому и общинное правление крестьян. Хозяйствовали в монастырских владениях умело.

Женские монастыри, возникшие в XVI–XVII веках, были приписными к мужским, своих вотчин не имели, отдельного хозяйства не вели, довольствуясь от доходов мужских обителей. «Сестры» занимались рукоделиями, ткачеством, шили одежду и на себя, и на «братию».

Иноки и крестьяне

В XVI–XVII веках, когда Урал и Сибирь были еще слабо заселены, многие крестьяне приходили из центральных и северных районов России, несколько лет добровольно жили во владениях уральских обителей, пользуясь льготами, переводя дух и накапливая силы для дальнейших переселений, а потом уходили дальше – в Сибирь, поселяясь там уже окончательно. В то время монастыри оказывались своеобразными «перевалочными пунктами» для русских переселенцев. Но проведение в XVII–XVIII веках переписей населения сделало такие переходы крайне затруднительными и закрепило постоянный состав жителей монастырских вотчин Урала.

В XVIII веке владения обителей уже не увеличивались. Зато теперь их активно осваивали, создавая там многопрофильное и достаточно доходное хозяйство. Работали в вотчинах зависимые крестьяне. Размер их повинностей был определен, менялся редко, и если монастырские власти не требовали резкого их увеличения, то взаимоотношения с крестьянством складывались достаточно мирно. Правда, в 30-е годы XVIII века, когда \С.87\ на Южном Урале стали строиться крепости, туда (опять же вопреки законам) военные власти стали принимать беглых, что показалось зависимым крестьянам заманчивым. Монастырские власти тоже не всегда удерживались в рамках традиционных взаимоотношений с подвластным населением. В Вятском крае, например, вплоть до середины XVIII века государственные крестьяне часто покупали и арендовали земли, принадлежащие обителям. Когда проводились переписи населения, монахи записывали их как своих крепостных, хотя это было не так. Возмущенные крестьяне восставали. Волна таких мятежей сотрясала вятские земли с 1743 по 1754 год, объединив более 7 тыс. крестьян. В моменты наиболее яростной борьбы во владениях Вятского Трифонова монастыря, например, выступало до 200 крестьян «с дубьем и ружьем». Для их усмирения пришлось посылать несколько карательных экспедиций и вести долгие следствия о том, кому действительно принадлежали эти люди – государству или монастырям.

В 1762–1764 годах волна возмущений прошла по церковным владениям на реке Исети. Центром бунта стала вотчина Далматовского Успенского монастыря. Причиной его послужили злоупотребления властей обители. В ответ на них крестьяне в октябре 1762 года отказались выполнять работы на монастырь, а вскоре перешли к угрозам и побоям служителей, пытавшихся отправить их выполнять повинности. Когда по просьбе монахов в вотчину прислали солдат, крестьяне встретили их кольями, вилами, «дубьем». Все восстание стали называть «дубинщиной». В августе 1763 года обитель оказалась в осаде, и оружие в руки взяли уже 900 крестьян. Посылка военных отрядов не помогала, и пока восставшие не узнали о секуляризации (о ней мы сейчас расскажем), бунт продолжался. Когда он был уже подавлен, озлобленные и напуганные долгой осадой монахи собственноручно избивали и издевались над крестьянами, мстя им за свой недавний страх. Ни смирения, ни кротости, полагающейся их сану, они не проявили. Настоятель Иакинф, живший в Тобольске, пока длилось восстание, лично явился поучаствовать в расправе над крестьянами. «Выпороть за противность» то есть за сопротивление, – таков был обычный приговор непокорным крестьянам. Зачинщиков крупных бунтов казнили. \С.88\ Самая большая перемена в жизни обителей

Российское правительство еще со времен Ивана Грозного считало владения православных монастырей в стране чрезмерными и периодически строило планы их изъятия (полностью или частично). Но до XVIII века это так и не было сделано. Только в 1764 году все вотчины монастырей вместе с живущими в них крестьянами были переданы государству. Такая реформа получила название секуляризации. Все монастыри были переписаны и правительство само определило, какие из них останутся, а какие будут закрыты. Те, которым суждено было продолжить свое существование, были разделены на «штатные» (им назначалось государственное содержание) и «заштатные» (они должны были содержать себя сами). Количество монашествующих во всех обителях было четко предписано. Вместо зависимых крестьян за монастырями закреплялось небольшое число служителей – не более 24 человек. После отмены крепостного права в 1861 году обителям стали выделять не крестьян, а соответствующую сумму денег.

Поскольку правительство стремилось ограничить число и доходы монастырей, на протяжении всего XVIII века на Урале практически не возникало новых обителей. Только в 1781 году в г.Перми был учрежден Спасо-Преображенский мужской монастырь.

Новая страница в жизни уральских монастырей

В XIX веке обители снова стали появляться, но в совершенно иных условиях: секуляризацию никто не отменял. Максимум, что мог получить монастырь от государства – это примерно 30 га пахотных, сенокосных угодий и пастбищ, 150 га леса, мельницу, место для рыбной ловли и жалованье, если монастырь был штатным. К 1913 году на Урале был 61 монастырь, из них штатных – 17, а заштатных, находившихся на своем содержании, – 44 (72%). Все необходимое обители должны были приобретать сами и обрабатывать угодья либо своими силами, либо нанимая работников за счет средств монастыря.

Время моментального признания властями новых обителей и их владений тоже ушло в прошлое. Теперь появляющиеся монашеские общины должны были долго доказывать властям свою жизнеспособность. И неудивительно: край уже усвоен, \С.89\ монастыри-крепости не нужны, свободных земель мало. В общем, монастырь имел право на существование только тогда, когда способен был содержать себя сам, что надо было не только заявить, но и доказать.

Новые обители возникали тем же путем, что и в XV–XVII веках, только теперь не было необходимости в приходских монастырях: церквей стало значительно больше, развивалась приходская, частная и государственная благотворительность. Не делались и столь крупные вклады, как в свое время Строгановыми. Самым распространенным стало образование монастыря только из стремления вести иноческий образ жизни. Такая обитель с самого начала не имела поддержки ни от прихода, ни от государства, ни от церковных властей.

Единственным мужским монастырем, появившимся, например, на территории Екатеринбургской епархии в XIX – начале ХХ века, был Кыртомский Крестовоздвиженский. В 1872 году в 130 км к востоку от города Нижнего Тагила, в болотистых местах на реке Кыртомке, вдалеке от крупных уральских селений обосновался монах Адриан, принявший постриг на Афоне (в миру – крестьянин Андрей Гаврилович Медведев), и двое мирян. Прошло шесть лет, прежде чем это общежитие получило благословение от церковных властей, а монастырем официально признано только в 1893 году, к тому времени там постоянно проживало до 20 человек, полностью содержавших себя своим трудом. Через 21 год после поселения здесь Адриана.

Так же возникали тогда и женские монастыри, правда, располагались они ближе к населенным местам. Крупнейший в Екатеринбургской епархии – Екатеринбургский Ново-Тихвинский первоначально существовал как богадельня при кладбищенской церкви Успения Божьей Матери, где жили вдовы и сироты города Екатеринбурга и окрестных заводов. О богадельне известно с 1796 года, хотя дозволение церковного начальства было получено только через три года, в 1799-м. Она содержалась за счет пожертвований, трудами своих обитательниц, а также за счет незначительного пособия от местного городского общества.

Своим существованием и последующим официальным признанием в качестве монастыря община была во многом обязана Татьяне Андреевой Костроминой (в замужестве – Митрофановой), дочери мастерового ВИЗа. Она добилась от горожан небольшого жалованья для «сестер», в 1807–1809 годах лично отправилась в Санкт-Петербург просить о учреждении монастыря. Чтобы \С.90\ просьба звучала убедительнее, она заручилась «одобрением» жителей Екатеринбурга и обязательством купцов Калашникова, Мартынова и Бронникова построить на свои средства каменную монастырскую церковь во имя Александра Невского. К тому времени в общине было 33 человека, большинство – из семей крестьянства и горнозаводского населения. Императорским указом от 31 декабря 1809 года она официально переименовывалась в Екатеринбургский Ново-Тихвинский монастырь. Ему дозволялось содержать 17 «сестер», но государственное жалованье из казны отпускать на них стали только с 1822 года, когда увеличили количество штатных мест до 101 (кстати, к 1913 году в обители было 135 монахинь и около 900 послушниц, так что отпущенное жалованье мало что значило). Первой настоятельницей монастыря стала Т. Костромина – монахиня Таисия.

Непросто складывалась и судьба другого женского монастыря – Красносельского Введенского. В 1874 году несколько послушниц поселились на землях, купленных специально для их общежития на деньги, завещанные тюменским полковником Д. М. Серебряковым с женой на условии их вечного поминовения в молитвах сестрами. Участок земли был невелик и находился в месте достаточно пустынном – в 73 километрах от ближайшего города Ирбита. Сначала там жили 26 человек. О приобретении земель для общежития, поиске денег для их покупки пришлось много хлопотать, в чем особенно усердна была Евгения Федорова Зырянова (впоследствии в монашестве – Евстолия), которая первое время и заведовала общежитием. На создание общины ее благословил монах Амвросий из очень почитаемой в России Оптиной пустыни, предсказав, что у них будет «Введенский монастырь». В 1877 году сестры обратились в епархиальное правление с просьбой об официальном учреждении общины. Тогда в общежитии было уже 32 человека, они содержали не только себя, но и 9 девочек-сирот. Однако епископ отказал в просьбе, сочтя доходы общежития недостаточными. Вопрос решился только в 1883 году, а в 1899 году указом Синода (высшего церковного органа в России) община переименована в монастырь. От момента поселения там сестер прошло уже 25 лет. Евстолия стала казначеем монастыря.

В среднем с момента фактического образования религиозной общины, живущей по монашеским правилам, до официального признания монастыря в тот период в Екатеринбургской епархии, например, проходило 30 лет. До подобного признания обитателей общины очень редко постригали в монашество, и их усердие в \С.91\ создании монастыря объяснялось именно желанием принять иночество. Возникновение уральских обителей в XIX веке более, чем прежде, являлось проявлением религиозных чувств широких масс населения, которые своим трудом и благочестием десятилетиями доказывали право на существование своего монастыря, не надеясь и на то, что официальное признание обители значительно облегчит условия их жизни.

Как и первый монастырь на Урале, в XIX – начале ХХ века некоторые обители основывали с миссионерскими целями, для обращения иноверцев в христианство. Их строили там, где преобладали местные народности – вогулы, черемисы, – придерживавшиеся язычества. Для этого был создан Белогорский Николаевский мужской монастырь (в 98 километрах от Перми), Боголюбский женский монастырь (в Пермской епархии), Камско-Березовский Богородицкий мужской и Покровский женский монастыри (в Уфимской епархии). Эти обители сразу получали поддержку церкви и государства, но проповедь христианства в местах отдаленных, где русского православного населения было мало, оказывалась делом непростым.

Кто они – уральские монахи?

Большинство монашествующих и послушников в начале ХХ века составляли выходцы из крестьянства. Люди, отправлявшиеся в уральские монастыри «для приуготовления к монашеской жизни», чаще всего были достаточно молоды. Половина послушников появлялась в мужских обителях в возрасте от 15 до 29 лет, хотя принимались в монастырь люди всех возрастов – от совсем юных до 80-летних стариков. Большинство поступавших в женские монастыри составляли девушки от 10 до 24 лет.

Срок искуса к началу ХХ века стал несравненно длиннее. В мужских обителях он равнялся в среднем 6 годам, хотя бывали случаи и более чем 20-летнего послушничества. В женских монастырях постригали уже в среднем через 26 лет. В результате монахами становились в среднем в 41 год, а монахинями – в 48. Во время искуса послушник приобщался ко всем правилам обители, к монашескому образу жизни. Испытывали его твердость в исполнении монашеских обетов, особенно смирение.

\С.92\

Монастырский быт

К началу ХХ века большинство уральских обителей (82%) были общежительными. В них монахи и послушники имели общую трапезу (пищу), а необходимую одежду и обувь получали по мере надобности из монастырской казны. В остальных обителях общей была только трапеза, а одежду и обувь все должны были зарабатывать себе сами – кто сколько сумеет. Работали, правда, все вместе, так что разница была не особо велика. Поскольку большинство обитателей монастырей были из крестьянства, жить они могли только за счет своего труда, а не какого-то имущества, принесенного «из мира».

После секуляризации в 1764 году земельных владений вести обширные сельскохозяйственные работы стало не на чем и некому, поэтому занимались различными ремеслами и рукоделиями.

Если в женскую обитель послушница приходила в очень юном возрасте, ей подбирали более легкое занятие. Чаще всего определяли петь в церкви, обучали рукоделиям и грамоте. В мужскую обитель поступали обычно уже в юношеские годы, когда можно было заниматься большинством работ. Человека, поступавшего в монастырь взрослым, обычно ставили сначала на «черные» работы – сельскохозяйственные, подсобные, тяжелые и малоинтересные. Так испытывали смирение. Впоследствии послушников постепенно приучали ко всем видам занятий, распространенным в обители, переводя с одного послушания на другое. Их обучали различным ремеслам или рукоделиям и определяли способности и склонности. Монахи тоже выполняли различные работы, в большинстве своем физические, в том числе и «черные», так что эксплуатации монашествующими послушников не было. Было разумное распределение обязанностей. Руководить различными «мастерскими» и сельскохозяйственными работами чаще ставили все-таки монахов, что было оправдано: за долгие годы проживания в обители они лучше овладели необходимыми навыками.

Круг занятий мог несколько различаться. Так, в Кыртомском мужском монастыре занимались портным, столярным, бондарным, сапожным, кузнечным, дегтярным ремеслом, хлебопашеством, но основные средства к существованию получали от «кожевенного завода», на котором работали мастер из числа монахов и 4 помощника. В Верхотурском Николаевском монастыре занимались земледелием, ското- и птицеводством, огородом. При обители имелись \С.93\ столярная, сапожная, прачечная, портная, шорная, даже колясная мастерские, выполнялись переплетные работы, было несколько фотографов, крупная книжно-иконная лавка. В монастырском храме находились мощи Праведного Симеона Верхотурского, перенесенные туда еще в XVIII веке из села Меркушина. Поклониться им приходило 6 до 9 тысяч богомольцев каждый год. Всех их принимали в монастыре, где держали специально гостиницу, продавали им иконки, книжицы, и это давало основные средства для существования монастыря. В XVIII–XIX веках обитель организовала сбор сведений о жизни Симеона, официальное освидетельствование святости его мощей, много способствовала распространению славы о нем на Урале. Так монастырь стал центром поклонения Симеону Верхотурскому, который при жизни ничем не был связан с обителью.

Женские монастыри к XIX веку стали самостоятельными и содержали себя за счет рукоделий, весьма развитых в уральских обителях. Так, сестры Екатеринбургского Ново-Тихвинского монастыря ради совершенствования рукодельных навыков ездили даже в другие обители России. Занимались шитьем золотом, шелками, белошвейным рукоделием, шили рясы и ризы для священников, вязали, пряли холсты и ковры, делали восковые свечи, рисовали по фарфору, выполняли позолотно-чеканные работы. У них были портновская мастерская, прачечные, лечебница, вели они и земледельческие работы. С 1838 года занимались иконописанием (первых сестер обучил мастеровой Уктусского завода Чирышев). В монастыре была даже сапожная мастерская, конный двор, производили кирпичи – занятия не совсем женские. В Красносельском Введенском монастыре, помимо прочего, шили одежду для окрестных крестьян и даже делали мебель.

Все монахи и послушники проводили жизнь как в трудах, так и в молитвах. Богослужения в монастырских храмах обязательно совершались ежедневно, при трапезе и во время работ читались псалмы (молитвенные песнопения), священное писание, жития святых, духовно-нравственные книги. Для многих обитателей монастырей эти чтения были единственным способом приобщения к духовной литературе. Дело в том, что и в начале ХХ века около трети монахов и послушников уральских монастырей были людьми неграмотными, а среди монахинь и послушниц – около четверти. В этом нет ничего удивительного, ведь они до прихода в обитель были крестьянами. Остальные получали, как правило, лишь начальное образование, редко кто из монахов и послушников имел среднее, а уж институты заканчивали считанные единицы.

\С.94\

Если послушник или послушница приходили в монастырь достаточно юными и неграмотными, их могли научить читать и писать, но если они не проявляли особого интереса к знаниям, то оставались неграмотными до конца жизни. Лишь в немногих монастырях уделяли внимание грамотности своих обитателей. Например, в Екатеринбургской епархии таким был Екатеринбургский Ново-Тихвинский женский монастырь и одна из отдаленных женских обителей – Колчеданская Покровская. В них грамотными были 83–94% обитателей.

В некоторых монастырях имелись хорошие библиотеки. Так, в Верхотурском Николаевском монастыре в 1910 г. было более 3500 книг, много книг и журналов (в том числе и нецерковных, мирских) было в Далматовском Успенском монастыре. Книжные собрания составлялись веками, и даже в обителях XVI–XVIII веков хранились печатные и рукописные книги, бережно передаваемые из поколения в поколение. При желании монахи и послушники могли приобщиться к духовной литературе.

Иноческое уединение

Монахов всегда стремились удержать в стенах обители, поскольку в мирской жизни много искушений. Покинуть монастырь даже на время инок или послушник мог только с разрешения настоятеля. Однако на самом деле вплоть до XVIII века было много монахов, самовольно переходивших из одной обители в другую – «волочащихся по монастырям», как тогда писали. Некоторые из них, вероятно, стали основателями уральских монастырей или первыми их обитателями. При Петре I по всей стране ввели паспортную систему, регулярные переписи монахов, и вольные переходы иноков закончились. Строже стал и образ их жизни, ведь в обителях за поведением монахов отечески надзирали настоятели.

Особо жесткие ограничения существовали на выход из женских монастырей. В них следовало выбирать двух инокинь из наиболее опытных и набожных, только они могли покидать стены обители, каждый раз испрашивая особое согласие настоятельницы.

Порядок монашеской жизни выдерживали не все, кое у кого возникало желание сбежать и вновь стать мирянином, а то и просто побродяжничать, хоть на время почувствовать свободу. В 1724 году, например, архимандрит Далматовского монастыря получил челобитную жителя города Тобольска Исаака Варахина, в которой тот писал, что беглый далматовский монах живет в Тобольске под видом мирянина \С.95\ Ивана Максимова Стрекаловского. Беглеца взяли на допрос, провели очную ставку, и он сознался, что действительно сбежал 14 лет назад, хотя до этого 15 лет был монахом. В миру он женился, прижил детей. Дело передали епископу, от которого последовала резолюция: быть ему до смерти в послушании в хлебне или поварне при огне (на трудных работах), поминая при этом, что уготовано грешникам в аду. Однако монахи из обителей бежали очень редко, ведь недаром твердость их желания принять постриг долго испытывали. Во время искуса послушник имел право уйти из монастыря, и те, которые не выдерживали иноческий образ жизни, беспрепятственно покидали обитель.

К появлению в монастыре родственников монахов и послушников относились довольно неодобрительно, полагая, что не с каждым из них следует встречаться, а только с ведущими достаточно благочестивую жизнь. С посторонними монахи должны были общаться очень избирательно, исключительно с разрешения настоятеля или настоятельницы, а в женских монастырях еще и в присутствии двух опытных сестер или настоятельницы. Не было такого посетителя, ради которого монаху следовало бы пренебречь возложенными на него послушаниями. Монахам указывалось в гости не ходить и к себе не звать без разрешения, не покидать обитель ради встреч с мирянами более четырех раз в год. Особенно запрещались всяческие контакты монашествующих с представителями противоположного пола.

Однако жизнь заставляла монахов и послушников покидать обитель все-таки чаще, чем предписывалось. В XV–XVIII веках они должны были присматривать за работой крестьян, за хозяйством, поэтому многие из них временно жили в вотчинах и на отдаленных монастырских промыслах, где сложно было в точности соблюдать распорядок монашеской жизни. В XIX – начале ХХ века большинство монастырей содержали школы и приюты для детей, в некоторых были больницы, куда принимали и мирян. Свои рукоделия они продавали богомольцам в самой обители и вне ее. Монастырские храмы посещали и миряне, тем более, что в обителях были большие хоры.

Долгое время, вплоть до XIX века, крупные мужские монастыри участвовали в управлении окрестными церквями. Они следили за соблюдением порядка в храмах, способствовали тому, чтобы в приходских общинах исполнялись все законы, чтобы в церквях было достаточно священников, а сами храмы не приходили в ветхость. Это многими нитями связывало монашескую обитель и людей, живущих «по мирски», ставило монастырь на службу обществу.

\С.96\

Бурные перемены ХХ века

К событиям 1917 года монашество Урала отнеслось отрицательно. Декретами Советского правительства в январе 1918 года имущество монастырей было объявлено народным достоянием. Сами монашеские общины либо разгонялись, либо превращались в трудовые коммуны. Впрочем, и коммуны вскоре распустили. В 20 – начале 30-х годов все обители были закрыты. Некоторое время наиболее ревностные монахи и послушники еще продолжали тайно вести прежний образ жизни, пользуясь поддержкой верующих, приносящих им подаяния. Большинство же вынуждено было поступить на службу в различные советские учреждения и на предприятия. На территории обителей разместились заводы, колонии для преступников, госпитали и т.п.

Возрождение монастырей началось только в 90-е годы. В конце 1994 года на Урале было 12 монастырей. Пять из них открылись в Екатеринбургской епархии: в городе Екатеринбурге – Ново-Тихвинский женский и Спасский мужской, в городе Верхотурье – Николаевский мужской и Покровский женский, в городе Туринске – Николаевский женский. Два монастыря существуют в Пермской епархии: Белогорский Никольский мужской и Успенский женский. В Курганской епархии возрожден Далматовский Успенский мужской монастырь. В Вятской – Троицкий женский. В Уфимской епархии – Крестовоздвиженский женский. Начинается новая страница истории уральских обителей.

\С.101\

Словарь понятий

«Братия» («сестры») – так называли всех монахов и послушников (монахинь и послушниц) обители.

Вклад – дар монастырю, иногда сопровождавшийся определенными условиями, например, принять дарителя в обитель или поминать его имя в молитвах.

Инок (инокиня) – еще одно название монахов (монахинь) в России, от слова «иной», не такой, как все.

Искус – срок испытания твердости намерения послушника принять монашеский сан, от момента поступления в монастырь до пострижения.

Миряне – все люди, кроме духовенства (то есть священнослужителей и монахов).

Монастырь – в переводе с греческого «уединенное жилище», место жительства монахов и послушников.

Монах – в переводе с греческого «одинокий, отшельник», человек, полностью порывающий с мирской жизнью и посвящающий себя служению Богу.

Настоятель – руководитель монастыря.

Обитель – еще одно название монастырей в России.

Послушник – человек, живущий и работающий в монастыре, желающий стать монахом, но еще не удостоенный принятия иноческого сана.

Пострижение (постриг) – церковный обряд, совершаемый при посвящении в монашество, символизирующий отречение от всего мирского и обещание исполнять монашеские обеты.

Пустынь – маленький монастырь в удаленном от мирских селений месте.

Секуляризация монастырских владений – передача земельных владений и зависимых крестьян монастырей государству. В России проведена в 1764 году.

Строитель – руководитель монастыря (как правило, в первые годы его существования).

Авторский | Региональный | Хронологический |
Структурно-конфессиональный | По направлениям деятельности