Нечаева М. Ю.

Просопография уральского монашества: перспективы исследования

//Судьба России: прошлое, настоящее, будущее. Тезисы Всероссийской конференции (Екатеринбург, 17–19 ноября 1994). Екатеринбург, 1995. – С.172–176.

В электронном тексте указана нумерация страниц печатного издания: \C._\, исправлены пропуски и опечатки печатной версии.

© Нечаева М. Ю., 1995.

Коммерческое использование и распространение в печатном виде, а также размещение в электронных библиотеках и изданиях без разрешения правообладателя недопустимы.

Нечаева М. Ю. Просопография уральского монашества: перспективы исследования //Судьба России: прошлое, настоящее, будущее. Екатеринбург, 1995. С.__ (http://atlasch.narod.ru/)

\С.172\

Семьдесят лет советской власти породили ситуацию практически полного разрыва между светской и церковной историографией в плане тем и идеологического освещения истории церкви. Сил церковных историков недостаточно для анализа всех аспектов этой истории. В светской исторической науки долгое время открытыми для исследования были весьма немногие темы и ряд аспектов церковной истории остались неизученными. Следует констатировать и то, что уровень исторических познаний широкой публики в этой области на редкость низкий и представляет суррогат идеологических штампов (как атеистических, так и религиозных), которые практически не базируются на знании фактов и поэтому представляют довольно зыбкую почву.

В этих условиях особое значение приобретают исследования, способные не разъединить, а объединить усилия светских и церковных историков, а также в полной мере учесть и несомненно проснувшийся интерес широких слоев населения к прошлому и настоящему церкви, и чрезвычайно слабые познания в этой области, затрудняющие их знакомство со многими трудами профессиональных историков.

Одной из таких тем представляется изучение реальной практики монашеской жизни в историческом разрезе, проводимое через анализ конкретных биографий монашества прошлого и настоящего. Биографический жанр в исторических исследованиях, в том числе и исследованиях церкви, не нов и распространен как в церковной, так и в светской историографии. Но такие исследования можно проводить по разному: либо ограничиваться описанием биографий отдельных, и в таком случае наиболее ярких представителей своего времени, либо же пойти по линии создания своеобразной коллективной биографии, ориентированной на описание жизненного пути, достаточно типичного для широкой группы. Естественно, для максимально полного изучения истории следует совмещать оба подхода, но именно второй из них в настоящее время очень слабо распространен, и поэтому именно к нему, к его перспективам и хотелось бы привлечь внимание.

\С.173\

В западной историографии сложилось целое направление исследований, называемое просопографией, которое и ориентировано на создание таких коллективных портретов различных социальных групп прошлого. Подобные работы проводились по истории государственного аппарата и его служителей в Византии, о нотариях и судьях Италии Х—XIV вв., о представителях государственного управления во Франции XIV—XV вв., о секте «новых посвященных» (XIV в., на территории Бельгии и Германии) и др. Существует опыт создания подобных баз данных и по истории монашества — так, на протяжении ряда лет идет работа по созданию просопографии монашества Фульдского монастыря в Германии.

В проведении этих исследований много различий, но можно выделить и некоторые общие черты:

1) они проводятся относительно немногочисленной группы населения (хотя эта «немногочисленность» может насчитывать несколько тысяч биографий), поэтому в поле зрения исследователей и попадают либо представители административного аппарата, либо отдельные монашеские обители;

2) в качестве основного источника информации выделяется обычно какой-то один, наиболее информативный вид источника, чаще всего различные ведомости, составленные с административными целями, по единой форме и существующие на протяжении длительного времени, обычно несколько столетий;

3) стремятся собрать всю возможную информацию о каждом человеке, где бы она не приводилась, вплоть до самых субъективных мнений, описаний отдельных эпизодов жизни;

4) такие работы рассчитаны на достаточно длительный срок и возможность коллективного пополнения и использования информации.

История уральского монашества — одна из благодатных тем для подобного исследования. Это объединение верующих никогда не было чрезвычайно многочисленным, приход в монастырь означал совершенно иную страницу в жизни человека. Вся его последующая жизнь уже была связана с конкретной обителью, проходила на глазах остального иночества, под руководством настоятеля и при непосредственном решении всех существенных вопросов этой жизни с участием епархиальных властей. В силу этого многие стороны жизни инока отражались в монастырской документации. В то же время, особое смирение, отказ от мирской жизни приводили к тому, что повседневная деятельность рядового монашества была не всегда видна из-за стен монастыря, не столь ярка, чтобы привлекать к себе внимание, потому до сих пор история монашества как особой общности, а не просто отдельных настоятелей и подвижников, не написана. Такое положение ведет к взаимному неприятию между церковными и светскими историками, поскольку первые ориентируются \С.174\ на тот образ монашеской жизни, который рисуется по биографиям наиболее ревностных подвижников, в то время как профессиональных светских историков всегда смущает вопрос о том, насколько отличался образ жизни тысяч монахов и послушников от немногих портретов наиболее видных церковных деятелей, причем зачастую они преувеличивают разрыв между этими двумя картинами.

Надо отметить, что состояние источниковой базы вполне позволяет проводить такое просопографическое исследование прошлого и даже настоящего уральского монашества. С 1722 г. и вплоть до установления советской власти ежегодно по всем монастырям составлялись т. н. «ведомости о монашествующих и послушниках» или «формулярные списки», в которых тщательно фиксировались все факты посвящения в различные степени монашеского сана, определения в постоянные послушания, дарованные отличия за их исполнения, давалась характеристика способностей к послушанию, а также указывались основные мирские характеристики насельника обители (фамилия и имя, год рождения, социальное происхождение, место жительства, семейный статус). Нет сомнения в том, что без подобного рода отчетности не обойдется практика и современных монастырей, поэтому максимальное использование данного типа источника может позволить проследить историю российского монашества на протяжении трех веков — с XVIII до XX вв. Этот источник, естественно, должен дополняться сведениями из других видов документов, а где возможно, и из источников мемуарного характера, обязательно учитывать и уже опубликованные в историографии факты биографий отдельных представителей монашества.

Эта работа рассчитана на достаточно длительный срок, потому хотелось бы надеяться на сотрудничество с другими светскими и церковными историками, а также на благожелательную поддержку со стороны Церкви и помощь в публикации соответствующих просопографических справочников, которые могут быть в равной степени использованы как церковными, так и светскими исследователями. В настоящее время хотелось бы только привлечь внимание к тому спектру сложных и спорных вопросов, которые могли бы быть решены при использовании такого рода справочников:

1) Совершенно неисследованная страница прошлого русского монашества — это судьба насельников монастырей, которые находились в обителях к моменту установления советской власти. История закрытия монастырей, индивидуальной судьбы не только настоятелей, но и рядового монашества требует долгого и кропотливого поиска отдельных упоминаний, отрывочных сведений в значительном круге источников. На основе просопографии уральского монашества, доведенной до 1917 г. можно установить \С.175\ самую необходимую биографическую информацию, без которой невозможен сам этот поиск, а также свести отдельные биографии в общий и более полный коллективный портрет.

2) В общественном сознании существует целый набор штампов, которые характеризуют представление о монашестве прошлого, в частности: мнение о том, что монашество было стезей людей достаточно убогих, не нашедших себя в мирской жизни, не обустроившихся и немощных; что постриг в монашество ставил человека в особое привилегированное положение в обители, давал ему возможность воспользоваться трудом других — послушников; тезис о том, что постриг часто был насильственным и не существовало свободы выхода из послушничества; что непременным условием принятия в обитель был вклад, пожертвование; что существовавшие при монастырях школы были удобным средством обеспечить монастырю пополнение послушниками и монахами, поскольку иноки имели возможность с младенчества внушать мысль о том, что этот жизненный путь — единственно возможный. Несмотря на то, что все эти представления зачастую противоречат друг другу, они уживаются в сознании людей, долго лишенных правдивой информации об истории русской церкви. Уже сейчас можно сказать, что изучение просопографии уральского монашества показывает полную несостоятельность таких представлений. Для примера можно отметить тот факт, что в монастыри приходили люди вполне трудоспособного возраста — в начале XX в. средний возраст для мужчин составлял 30 лет, а для женщин — 20, выдерживался очень долгий срок искуса – проверки обдуманности решения принять постриг — в среднем, 7 лет для мужчин и 27 лет для женщин. Почти не существовало различных послушаний для монашества и послушников, практически все были заняты на физических работах, хотя и сочетали их с постоянными молитвами и чтением псалтыри. Послушники были достаточно вольны выйти из обители и через год, и через 5, кроме того, первые годы они вообще жили в монастыре по временным паспортам, а получение от общества разрешения окончательно сложить с себя мирские обязанности и войти в число братии монастыря было сопряжено с решением весьма сложных вопросов податного, сословного, семейного порядка. Монастыри образовывались из спонтанно возникающих богаделен и общежитий, которые на протяжении многих лет должны были содержать себя только сами и завоевывать авторитет среди окружающего населения своим образом жизни, и только после этого могли ставить вопрос об официальном учреждении монастыря, практически только тогда, когда докажут жизнеспособность своей общины, и никакой вклад не обеспечивал привилегированного положения в ней. Большинство учащихся в школах и приютах, получив образование, покидали монастырь. Конечно, все эти вопросы требуют \С.176\ дальнейшего изучения, и ими не исчерпывается спектр возможностей использования просопографии уральского монашества.

3) Разработка методики такого исследования, знание источниковой базы и ее возможностей позволяет так зафиксировать информацию о современном монашестве, чтобы она согласовалась с информацией о прошлом, организовать целенаправленный сбор сведений, ведь все это скоро уже станет историей, и о том, чтобы впоследствии можно было дать объективный анализ процесса возрождения уральского монашества, надо позаботиться сейчас. Хотелось бы надеяться на помощь и сотрудничество Церкви в сборе этих сведений.

Авторский | Региональный | Хронологический |
Структурно-конфессиональный | По направлениям деятельности