Караулов А. К., Коростелев В. В.

Поборник церковного единения
(к 40-летию со дня блаженной кончины митрополита Нестора)

// Русская Атлантида, Челябинск, 2001, № 8. С. 36—50.

© Караулов А. К., 2001.

© Коростелев В. В., 2001.

Коммерческое использование и распространение в печатном виде, а также размещение в электронных библиотеках и изданиях без разрешения правообладателя недопустимы.

При цитировании и ссылках на данную публикацию указывать:

Караулов А. К., Коростелев В. В. Поборник церковного единения (к 40-летию со дня блаженной кончины митрополита Нестора). // Русская Атлантида, Челябинск, 2001, №8. С. 36 - 50. (http://atlasch.narod.ru/)

 \С.37\

В Евангелии от Иоанна есть слова, называемые Первосвященнической молитвой Господа: "Отче Святый! Соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы" (Ио.17,11). Слова эти взывают к единству Церкви, ибо лишь в нем залог того, что Церковь - не просто сообщество верующих, но воистину мистическое Тело Христово.

Православные архипастыри во все времена ревностно отстаивали церковное единство. Несмотря на это, им не всегда удавалось уберечь Церковь от расколов. Так произошло в России в семнадцатом веке, при Патриархе Никоне. Так случилось и в веке двадцатом, когда политические нестроения, охватившие Россию, глубоко повлияли на судьбы Церкви.

Поражение сил Белых в Гражданской войне и образование русской эмиграции, в число которой вошли и многочисленные священнослужители (включая крупных церковных иерархов), привело к тому, что постепенно в Российском Православии образовалось две ветви: Московская Патриархия и Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ). Харбинская епархия, созданная в 1922 г., как часть русского церковного зарубежья, не избежала общей участи и также оказалась оторванной от Матери Церкви.

История церковных разделений ХХ века содержит огромное количество важных, порой драматических деталей и подробностей, делающих почти невозможной однозначную ее трактовку даже для богословов - экклизиологов и канонистов. Вот почему авторам, обращающимся к проблеме взаимоотношений Московской Патриархии и РПЦЗ, стоит задуматься над смыслом мудрого изречения А. И. Солженицина: "Не человеческими весами взвесить, кто кого должен тут оказаться достоин по силе страданий, по силе раскаяния и по силе веры своей" [1].

 \С.38\

В предлагаемой статье речь пойдет о трудном пути Харбинской епархии к воссоединению с Московской Патриархией и о выдающейся роли в благотворном процессе преодоления раскола митрополита Нестора (9.11.1885 (ст. ст.) - + 4.11.1962).

Утраченные иллюзии и обретенные надежды

В 1931-1932 годах Япония оккупировала Маньчжурию и создала там под своим протекторатом чисто декоративное государство Маньчжоу-Го. Вначале оккупационный режим был относительно мягким. Как пишет бывший харбинец Э. Каттай, японцы "улыбались и дарили детям конфетки" . В дела русской колонии новые властители почти не вмешивались. Жизнь русских эмигрантов шла, в основном, по старому привычному руслу. Более того, после предшествующей политической неразберихи, бесконечной смены режимов и изматывающих конфликтов казалось, что вежливые и аккуратные японцы принесли с собой в Маньчжурию стабильность и процветание.

 \С.39\

Японцев, рассматривавших вначале русских эмигрантов как естественных союзников в своих милитаристских устремлениях против СССР, скоро постигло разочарование. Оказалось, что русское население Маньчжурии охотно участвует в пропагандистских антибольшевистских акциях, но в массе своей не склонно воевать с соотечественниками. Поведение японцев резко изменилось. Оккупационный режим ужесточился, началась японизация всех форм жизни русской колонии. Японские власти стали вмешиваться и в церковные дела - сначала осторожно, а после и вовсе бесцеремонно. Все это, в свою очередь, побудило харбинцев полностью изменить первоначальное отношение к японской оккупационной власти. Взгляды владыки Нестора по данному вопросу также претерпели радикальную эволюцию.

Началось с того, что после японо-советских конфликтов на Халкин-Голе и озере Хасан японские власти настояли на участии духовенства в устроенных ими пышных похоронах погибшего от советской пули безвестного эмигрантского юноши Натарова, воевавшего в рядах Квантунской армии. Останки везли на лафете, впереди вели под уздцы коня без седока. Отпевание состоялось в Кафедральном соборе, а погребение - в соборной ограде (и это при том, что останки героя Гражданской войны генерала В. О. Каппеля скромно покоились в ограде Иверской церкви). Мирян и духовенство это мероприятие несколько "покоробило".

Тогда же японцы инициировали строительство на соборной площади часовни, надпись на которой гласила: "Борцам против Коминтерна". Возводиться она должна была на средства харбинцев, и все архиереи, включая Владыку Нестора, должны были участвовать в сборе пожертвований, хотя их самих и все духовенство Харбина очень смущала уместность подобной надписи на православной часовне.

Затем началось втягивание высшего духовенства в политические предприятия сомнительного свойства, спекуляции на их авторитете в эмигрантских кругах. Так, владыку Виктора (Святина) архиепископа Пекинского и Китайского японцы, против его воли, вынудили занять пост Председателя Антикоминтерновского союза Северного Китая [2].

Начались угрозы, прямое и грубое вмешательство в дела церковного управления и попытки столкнуть между собой русских иерархов. Владыка Виктор был принудительно вызван японскими властями в Харбин, где под страхом объявления его военным преступником ему было предложено передать священнослужителей церквей и подворий Российской Духовной Миссии на территории Маньчжурии в ведение Харбинской епархии. Доверенность на управление имуществом была дана митрополиту Мелетию. [3]. Эти Подворья появились на территории Маньчжурии еще в начале века, и владыка Мелетий, сам возглавлявший некоторое время одно из них, отнюдь не стремился изменить существующий порядок. Однако, японцы видели в духовно-просветительской деятельности Миссии среди китайского населения угрозу своей политике "японизации" и, поэтому, подвергли ее всем мыслимым и немыслимым утеснениям. Была попытка создания, вопреки воле харбинских архипастырей, антиканонического и подконтрольного японцам Церковного управления Восточной Азии [4].

 \С.40\

Пока требования японских властей не касались основ Христианской Веры, харбинские архиереи реагировали на них достаточно сдержанно, а иногда просто тихо их саботировали. Однако, наступил момент, когда требования стали невыносимыми и нужно было давать отповедь.

В начале 1943 г. японская администрация опубликовала "Наставление верноподданным". Документ этот предписывал, среди прочего, всему населению подконтрольных Японии территорий "благоговейное поклонение" языческой богине Аматерасу, по преданию считающейся основательницей японского императорского рода. Предписывалось в определенные дни совершать поклонения японским храмам, а статую предполагалось также, ни много, ни мало, разместить в православных храмах Маньчжурии. Над православными людьми нависла угроза осквернения святыни и впадения в мерзость идолопоклонства. У верующих христиан это вызвало бурю негодования и было воспринято как глумление над их религиозными чувствами. Духовенство держалось стойко. Священники, в наиболее резкой форме выражавшие свое неповиновение, либо были изгнаны из своих приходов и выдворены из Маньчжурии, либо убиты (священники Александр Жуч и Феодор Боголюбов, а также иеромонах Павел) [5]. Однако руководители Бюро по делам Российских Эмигрантов (созданной Японской Военной Миссией организации, ведавшей всеми вопросами жизни русских эмигрантов) и некоторых гражданских организаций, в том числе школ, дрогнули. Архиереям пришлось проявить недюжинную выдержку и мужество, чтобы втолковать японцам смысл христианского догмата о Единобожии и прекратить насильственное понуждение верующих к поклонениям. Наиболее бескомпромиссную позицию в этом вопросе занимал архиепископ Нестор [6].

Священник о. Дионисий Поздняев, специально изучавший этот вопрос, пишет: "Архиепископ Камчатский Нестор (Анисимов) обратился к Митрополиту Харбинскому Мелетию как к правящему архиерею епархии с просьбой принять меры к ограждению православных граждан, а также учащихся православных школ и гимназий от участия в (языческих - Авт.) религиозных церемониях. Владыка Нестор писал о событиях того времени: "Мой одинокий голос остался неподдержанным, а поклонения продолжались. Защитить же себя в то время еще можно было, примером чего служит русская гимназия в Дальнем, бывшем Дайрене, где директор В. С. Фролов, столкнувшись с "поклонениями", отстоял перед Дайренской военной миссией свою русскую гимназию от служения этому языческому культу и не водил детей на поклонения к храмам. Также поступили в Харбине руководители униатских школ и приютов. Мой приют, Дом Милосердия, я никогда не пускал на эти поклонения и ни на какие японские праздники или события" [7].

 \С.41\

В ответ на этот призыв архиереи Харбинской епархии (владыка Мелетий и его викарии - архиепископ Димитрий и епископ Ювеналий) выступили с архипастырским посланием, в котором недвусмысленно заявили о недопустимости поклонения языческим божествам. Полный текст этого послания приведен в статье Н. П. Разжигаевой [8].

Подводя итог этой "эпопеи", длившейся более двух лет, священник о. Дионисий Поздняев пишет, что архипастыри "единомысленно определили участие православных христиан в ритуальных поклонениях как недопустимое и в итоге смогли защитить религиозную свободу российских эмигрантов в Маньчжурии" [9].

После нападения Германии на Советский Союз, для многих харбинцев стало ясно, что речь идет не просто о перспективах падения ненавистного многим советского режима, а о вероятности полного уничтожения Страны и Народа. Это пробудило у большинства русской диаспоры в Маньчжурии патриотические настроения.

Харбинцы старшего поколения рассказывали, как в эти годы многие бывшие царские генералы и офицеры, участники Белого движения, собираясь на квартирах друг у друга, обменивались информацией о положении на фронтах и с сочувствием (в первые годы войны), а затем с восхищением (в последующие годы) анализировали операции Красной Армии.

Постепенно под различными предлогами стали отходить от сотрудничества с японцами лидеры эмиграции и, в том числе, самый непримиримый враг советской власти атаман Г. М. Семенов. Люди, близко знавшие атамана, рассказывали, что Григорий Михайлович в эти годы поселился в своем маленьком доме "на линии" и полностью отдался своему любимому занятию - выращиванию винограда и изготовлению из него домашнего вина. Японское командование в Китае расценило это как саботаж и приняло решение об его аресте. Атаман вышел к явившимся арестовывать его японцам в парадном мундире со всеми орденами, включая высшую награду Японии - Орден Восходящего Солнца. Японцы, увидев ее, поклонились и ушли. Оказывается, кавалеров этого ордена можно было арестовывать только по личному приказу императора.

Японцы ответили на патриотические настроения харбинцев ужесточением террора. По малейшему поводу русских эмигрантов арестовывала японская жандармерия, и почти никто из них после этого не возвращался. Некоторые попадали в страшный лагерь, где на людях испытывалось бактериалогическое оружие. Такой мученической смертью погиб и один из иподиаконов Владыки Нестора Павел Тростянский, сын бывшего настоятеля Скорбященского храма "Дома Милосердия" о. Иоанна.

Несмотря на репрессии, патриотические чувства большинства харбинцев не ослабевали. Конечно, скорого вступления в войну с Японией Советского Союза, связанного договором о ненападении, никто тогда предугадать не мог, но близкий военно-политический крах Японии для наиболее дальновидных людей становился все более очевидным.

Духовенство никогда не теряло надежд на воссоединение с Матерью-Церковью. В условиях массового патриотического подъема взгляды многих священнослужителей устремились на Москву, тем более, что оттуда стали доноситься обнадеживающие новости. В 1943 г. Сталин резко изменил свою политику в отношении к Церкви. Были разрешены, наконец, выборы Патриарха. На этот пост был избран митрополит Сергий. Многие архиереи и священники были освобождены из концлагерей и приступили к служению. Церкви возвращались некоторые храмы и часть имущества. В церковных кругах Харбина заговорили о "перерождении" Сталина под влиянием трагических событий войны, вспомнили, что в юности он был верующим человеком и даже учился в семинарии, наивно надеясь, что это "перерождение" неизбежно изменит и сам советский режим. Естественно, никто в тот период не знал истинных, сугубо прагматических политических причин, подвигнувших Сталина на сотрудничество с Церковью, и тем более горьким было в послевоенные годы разочарование в несбывшихся мечтаниях.

 \С.42\

Были и обстоятельства внутренней жизни Харбинской епархии, которые заставляли духовенство беспокоится о ее дальнейшей судьбе. С началом активных военных действий в Европе и в Азии связь с митрополитом Анастасием (Грибановским), возглавившим Зарубежный Синод после кончины митрополита Антония, у харбинских архиереев полностью оборвалась. В течение нескольких лет они не имели о владыке Анастасии решительно никаких известий. Харбинская епархия фактически оказалась в положении самоуправляемой единицы. Вместе с тем, ее глава - митрополит Мелетий - заслуженный и любимый паствой Владыка, находился в преклонном возрасте и к началу 40-х годов был утомлен и изнурен недугами. И он сам, и его ближайшее окружение понимали, что недалек тот час, когда ему потребуется преемник, законно назначенный Высшей Церковной Властью. В такой напряженный момент истории лишить епархию на неопределенное время легитимного возглавления означало оставить ее беззащитной, отданной на растерзание японцам. В сложившейся ситуации оставалось уповать на Господа Бога и Патриарха всея Руси.

 \С.43\

На круги своя

Вся логика событий, разворачивавшихся в Маньчжурии в последние годы войны, указывала на необходимость восстановления связей Харбинской епархии с Московской Патриархией. Но одно дело - выстроить замысел; нужно еще довести его до осуществления. И в том, и в другом ключевую роль сыграл владыка Нестор, верно оценивший ситуацию умом человеческим и уловивший архипастырским сердцем вдохновляющий глас Божественного Провидения.

Архиепископу Нестору предстояло решить несколько взаимосвязанных проблем. Во-первых, получить правдивую информацию о происходящих в мире событиях. Во-вторых, установить надежный канал двусторонней связи с Московской Патриархией. В-третьих, склонить к единомыслию остальных трех харбинских архиереев, которые, в силу различных причин, занимали выжидательную позицию. В-четвертых, повести дело таким образом, чтобы побороть настороженность Московской Патриархии и получить оттуда благожелательный ответ. И, наконец, добиться понимания и приятия происходящего со стороны подавляющего большинства епархиального духовенства и паствы.

Что касается первых двух проблем, то сегодняшнему читателю, не знакомому с реалиями маньчжурской жизни в период японской оккупации, они могут показаться надуманными. На самом деле это не так.

С началом войны японские власти установили в Харбине строгую информационную блокаду. Все радиоприемники, находившиеся у населения, были зарегистрированы и опечатаны так, что они могли принимать только одну местную радиостанцию, которая передавала информацию, прошедшую строгую японскую цензуру. Наличие пломб контролировалось японской жандармерией.

Несмотря на это, было замечено, что в проповедях и частных разговорах владыка Нестор проявлял необычную осведомленность о положении на советско-германском фронте. По Харбину поползли слухи, что в "Доме Милосердия" есть радиопередатчик и архиепископ Нестор получает информацию непосредственно из Москвы. До настоящего времени в некоторых изданиях харбинских землячеств ведется спор - где находился этот передатчик? Одни утверждают, что он был за алтарем Скорбященской церкви Дома Милосердия [10]. Другие, отвергая эту версию как кощунственную, полагают, что передатчик находился на колокольне этой церкви [11]. Нам жаль разрушать эту красивую легенду, но на самом деле все было проще. Ближайший сотрудник владыки Нестора К. А. Караулов имел незарегистрированный радиоприемник, который прятал в одной из бочек из-под квашеной капусты, в изобилии заготавливавшейся на зиму для насельников "Дома Милосердия". Ежедневно ночью он тайно слушал по Хабаровскому радио сводки "Совинформбюро" и сообщал новости Владыке.

 \С.44\

Впрочем, канал связи с Москвой у архиепископа Нестора вскоре появился. После получения известия об избрании в 1943 г. патриарха Сергия, у него установился контакт с Патриархией через Генеральное Консульство СССР в Харбине. Первоначально связь осуществлялась через известного харбинского врача Н. Н. Бухалова. Николай Николаевич был "старым советским" (так харбинцы называли немногочисленную группу людей, которые не отказались от советского гражданства в годы японской оккупации) и мог свободно, не вызывая подозрений у японцев, посещать Консульство. Однако так можно было отправлять и получать только устные сообщения. Позже, когда установилась переписка с Патриархией, обмен документами тайно, с соблюдением всех правил конспирации, происходил при встречах с одним из секретарей Генконсульства на квартире К. А. Караулова. Сам Владыка был, как говорится, "на виду", за ним японцами велось тщательное наблюдение, поэтому он в этих встречах не участвовал. Проявленная предусмотрительность позволила, до поры до времени, сохранить контакты с Патриархией в тайне от японцев.

Чтобы по достоинству оценить умелые действия владыки Нестора, достаточно вспомнить, что приблизительно в этот же период аналогичную, но безуспешную попытку предпринял архиепископ Пекинский и Китайский Виктор, который еще с 1935 г. обдумывал вопрос о воссоединении с Московской Патриархией [12]. Сестра владыки Виктора О. В. Кепинг вспоминает: "В конце 1944 г., еще во время японской оккупации, архиепископ Виктор отправил в Советское Посольство в Пекине своего родственника, мужа своей сестры Бориса Михайловича Кепинга, который отнес туда официальный рапорт на имя Патриарха Московского и Всея Руси с просьбой о воссоединении с Патриаршей Церковью. Ответа не было" [13].

 \С.45\

В июне 1945 г., опираясь на предварительные договоренности с Московской Патриархией, владыка Нестор предпринял не просто смелый, а по условиям того времени героический шаг - первым из харбинских архипастырей открыто начал возносить за богослужением имя Патриарха. В своей автобиографии, впервые опубликованной в печати Н. П. Разжигаевой, сам Владыка пишет об этом так: "В июне 1945 года, за 3 месяца до начала военных событий с Японией, с благословения Его Святейшества Патриарха Алексия, за богослужениями стал возносить молитву о Патриархе Московском и Всея Руси … " [14]. Здесь следует выделить выражение "с благословения" или, другими словами, "с разрешения" Патриарха.

По воспоминаниям одного из участников этих событий К. А. Караулова, время осуществления этого шага выбиралось достаточно долго и согласовывалось с Патриархией. Опасались, что преждевременные действия могут вызвать неоправданные японские репрессии по отношению к духовенству и мирянам. О дате, времени и месте события заранее знал очень ограниченный круг людей - архиереи: Нестор, Мелетий, Димитрий и Ювеналий, Управляющий "Домом Милосердия" К. А. Караулов, а также протодиакон о. Николай Лобас, первым провозгласивший "Многолетие" Патриарху.

Опубликовано свидетельство очевидца Л. П. Маркизова, который пишет: "Точную дату не помню, но это было до начала военных действий 9 августа 1945 г., во время всенощной стали поминать Патриарха Алексия, а не архиереев Зарубежного Синода. Во время этой всенощной в "Доме Милосердия" архиепископ Нестор сказал, что теперь мы не люди без роду и племени, а нас принял в лоно Русской Православной Церкви Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий, "у нас есть и Родина и наша Православная церковь во главе с Патриархом"" [15]. Вскоре поминовение имени Патриарха Московского началось и в других храмах Харбина.

Итак, к июню 1945 г. вопрос о воссоединении с Московской Патриархией владыкой Нестором был в принципе подготовлен. Разногласия с другими харбинскими архиереями были сглажены. Это позволило действовать решительнее, хотя по-прежнему в глубокой тайне от японцев.

В начале июля в Харбине состоялось Епископское Совещание, которое твердо решило просить Патриарха Московского о приеме Харбинской епархии под свою юрисдикцию. 8 июля (26 июня по ст. ст.) 1945 г. (еще до издания обращения Патриарха Алексия I к архипастырям и клиру карловацкой ориентации от 10 августа 1945 г.) русскими епископами, находившимися на территории Маньчжурии было направлено Патриарху обращение, в котором они поздравляли его с восшествием на Первосвятительский Престол. В обращении говорилось: "Наша Дальневосточная Церковь за границей и, в частности, Харбинская епархия, в течение всего своего существования с 1922 г., по милости Божией пользовалась тишиной и миром во внутренней своей жизни; […] Но каждый из нас в эти долгие годы переживал великую душевную тяжесть, будучи оторван прошедшими событиями от нашей святой Матери родной Российской Православной Церкви.

В настоящее время, благодаря великой милости Господней, снова радостью забились сердца наши, ибо, почитая себя верными сынами святой Матери нашей Русской Православной Церкви (мы всегда в храмах наших поминали православное епископство Церкви Российския и богохранимую страну Российскую), мы снова имеем возможность возносить в молитвах наших имя первосвятителя Церкви Российской - Святейшего отца нашего Алексия, Патриарха Московского и всея Руси, законного преемника Святейшего Патриарха Тихона, избранного Поместным Собором 1945 г., имеющем каноническую связь с прошлым Собором 1917-1918 годов. Всем этим великую радость и милость послал нам Господь, ибо не оставил нас сирых - воздвиг нам отца, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, поминаемого ныне нами в наших молитвах в храмах наших за богослужением.

Смиренно припадая к стопам Вашего Святейшества и испрашивая Вашего Первосвятительского благословения, усердно молим Ваше Святейшество раскрыть нам объятия отца, принять нас под высокую руку Вашего Первосвятительского окормления" [16]. Под обращением стояли подписи владык Мелетия, Нестора, Димитрия и Ювеналия.

 \С.46\

Несколько позже, в августе того же года, была направлена в Москву в адрес Патриарха телеграмма за подписью Начальника Пекинской Духовной Миссии архиепископа Пекинского и Китайского Виктора (Святина), в которой он также просил принять его и викарного епископа Шанхайского Иоанна (Максимовича) под омофор Московского Патриарха. Инициатором этого обращения был владыка Иоанн. Он же - юрист по образованию, канонист и юрисконсульт Миссии, сделал безупречное обоснование каноничности такого шага [17]. Однако сам он, спустя некоторое время, установил связь с Зарубежным Синодом и после возведения его в сан архиепископа РПЦЗ, отказался от своего первоначального намерения.

Инициатива владыки Нестора по воссоединению Харбинской епархии с Московской Патриархией в грозных условиях июля-августа 1945 г. могла ему очень дорого обойтись. Вот как об этом вспоминал сам Владыка в Слове по случаю первой годовщины победы над Японией, произнесенном в харбинском Св. Николаевском кафедральном соборе: "Восьмое августа 1945 года. Поздний вечер. Срочной телефонограммой я вызываюсь по неотложному делу на квартиру бывшего в то время начальником бюро эмигрантов Власьевского.

По моем прибытии мне через Власьевского было предъявлено обвинение японской жандармерии в моих сношениях с Патриархом Московским и Всея Руси Алексием и в побуждении Харбинской епархии […] подчиниться юрисдикции Московской Патриархии. Мне было указано, что в течение долгого уже времени за мной и за моим Домом Милосердия установлена была жестокая слежка, к которой были привлечены как японские, так и русские шпионы - служащие военной японской миссии.

Власьевский предупредил меня, что назавтра он должен будет сделать обстоятельный доклад военной миссии и чтобы я был готов к лишению свободы по обвинению в "преступлениях", завершившихся воссоединением Харбинской епархии с Матерью нашей Церковью Российской, а через Нее и с нашей Родиной. […]

Когда я возвращался домой, надвигалась ужасная гроза, молнии прорезали небо, зловеще и беспрерывно гремел гром. Невольно сравнивал я свое тогда положение с надвигавшейся грозой. Как все небо покрылось тучами, так и вокруг меня сгустились темные тучи перед угрозой ареста японской жандармерией, которая редко в то время выпускала на свободу свою жертву живою.

Часа через два после грозы, глубокой ночью, нами была получена радостная весть. […] Союз ССР объявил войну Японии. С быстротой молнии облетела эта весть наш город, наполнив сердца истинно русских людей ликованием. […]

Японцам 9-го августа уже было не до моего ареста, не до моих взаимоотношений с Патриархом. Как побитые псы, низко опустили свои головы, слишком было зарвавшиеся самураи, в страхе ожидая за все свои преступления неминуемого возмездия "[18].

 \С.47\

Впрочем, треволнения владыки Нестора на этом не окончились. Незадолго до вступления в Харбин Красной Армии его ожидало еще одно потрясение. В те годы в Харбине действовала, тесно сотрудничавшая с японцами печально известная "Русская фашистская партия" во главе с К. В. Родзаевским. Перед своим бегством из Харбина Родзаевский решил свести счеты с владыкой Нестором. Ночью один из сотрудников аппарата этой партии, почитатель Владыки, по телефону сообщил управляющему "Домом Милосердия" К. А. Караулову: "К вам выехал Родзаевский с намерением убить владыку Нестора". Нужно было принимать срочные меры. Рядом с входом в покои Владыки рос большой куст сирени. В него поставили кресло, в которое и сел Владыка, одетый в темно-лиловую рясу. Спустя несколько минут появился К. Родзаевский с охраной и грубо спросил: "Где Нестор?". Ему ответили, что Владыка на даче в Затоне. Убедившись, что в покоях Владыки нет, Родзаевский выругался и убрался восвояси.

Выходка Родзаевского вовсе не отражала позицию основной массы харбинцев, взиравших на отважное поведение владыки Нестора с восхищением и поддержкой. В этой связи еще раз сошлемся на Л. П. Маркизова, который пишет: "Русская эмиграция по-разному отнеслась к вхождению Харбинской епархии в состав Московской Патриархии, но подавляющее большинство - положительно. Свое возмущение мне высказал лишь один участник Гражданской войны: "почему нас не спросили, согласны ли мы"" [19]. Это высказывание, точно отражающее истинное положение вещей, ценно и тем, что принадлежит оно человеку, мужественно преодолевшему все ужасы сталинских лагерей.

В канун праздника Преображения Господня 18 августа 1945 г. Харбин под неумолчный, как на Пасху, звон церковных колоколов встречал вступление в город передовых подразделений (десанта) Красной Армии. Харбинец И. А. Дьяков так описывает эти волнующие дни; "Помню молебен в соборе 19 августа 1945 года. Под сильным ливнем (на Соборной площади - Авт.) стояли люди в одних платьях, в праздничных костюмах и не расходились: ждали (многие с цветами) прихода частей Красной армии... (кто-то пустил слух, что встреча состоится на соборной площади). Наконец, к собору быстро подходит автомобиль и выходит ... офицер, настоящий русский офицер с золотыми погонами. Трудно забыть это первое "ура" по адресу этого первого русского офицера. Из глубины сердца исстрадавшейся души вырвалось это радостное всенародное "ура". Многие плакали. Совершенно незнакомые люди поздравляли друг друга. […] В соборе в это время совершался торжественный благодарственный молебен по случаю освобождения нас от японского ига. Служили три архиерея во главе с архиепископом Нестором" [20].

4 сентября 1945 г. владыка Нестор приветствовал русских воинов-освободителей на многотысячном митинге, который состоялся на Соборной площади. Сохранились кадры кинохроники этого знаменательного события. Время от времени они и сейчас демонстрируются по каналам российского телевидения. На этих кадрах показан крупным планом и архиепископ Нестор.

 \С.48\

Опубликованы мемуары маршала К. А. Мерецкова, который писал: "Незабываемое впечатление произвел на меня митинг в Харбине по случаю победы. 3-го сентября я прилетел в этот город […] Вслед за мной вторым самолетом сюда прибыли А. М. Василевский, Главный маршал авиации А. А. Новиков, маршал авиации С. А. Худяков, маршал артиллерии М. Н. Чистяков и другие военачальники. […] Митинг состоялся на следующий день. Площадь Харбинзинзя (Соборная площадь - Авт.), украшенная флагами, была переполнена. Здесь находилось около 20 тысяч русских жителей города, а также много маньчжур и китайцев […] Свои мысли и чаяния местные жители излили в речах, горячих и взволнованных до предела. От интеллигенции города выступил юрист Бердяков (правильно: Ердяков - Авт.), от молодежи - Людмила Захарова-Пенжукова, от духовенства - архиепископ Нестор" [21].

В сентябре 1945 г. архиереи Харбинской епархии направили поздравительную телеграмму И. В. Сталину и послали от имени харбинцев 20 тыс. рублей в фонд помощи детям и семьям воинов Красной Армии. Вскоре был получен ответ такого содержания: "Прошу передать православному русскому духовенству и верующим города Харбина мой привет и благодарность за заботу о детях и о семьях Красной Армии" [22]. Харбинских священнослужителей (особенно в кругах, близких к РПЦЗ) иногда укоряют в том, что они в послевоенные годы "прославляли Сталина". Если проанализировать выступления и публикации того времени, то отчетливо видно, что в них отдавалось должное Сталину ТОЛЬКО как руководителю Великой Страны, победившей в страшной кровопролитной войне Германию и Японию. А это, как говорится, "не отнять".

Взаимоотношения владыки Нестора с советской военной администрацией сложились взаимно благожелательно. Власти охотно шли навстречу церковным нуждам и, прежде всего, существенно помогали благотворительным организациям епархии продовольствием и японскими трофеями.

В том же 45-м произошла первая встреча Владыки Нестора с маршалом Р. Я. Малиновским. В этой связи можно вспомнить о двух эпизодах, иллюстрирующих отношение советского командования к владыке Нестору.

Как известно, в годы войны Верховным Главнокомандующим был издан приказ, согласно которому военным и гражданским лицам разрешалось носить боевые награды, полученные ими в ходе войны 1914 г. и, в том числе, царские ордена, но только боевые, "с мечами". Зная об этом, Владыка, готовясь к встрече с маршалом, надел свои награды - Крест на Георгиевской ленте, а также ордена Святой Анны 3-й и 2-й степеней, Святого Владимира 4-й степени (все с мечами и бантами). Как пишет он в своих воспоминаниях: "Этот легендарный герой Великой Отечественной войны, увидев мои боевые ордена и знаки отличия, заинтересовался, когда и при каких обстоятельствах меня ими наградили и со вниманием выслушал мой рассказ, затем подтвердил декрет, сказав: - Вы имеете право достойно носить все эти боевые награды" [23].

 \С.49\

Всего же более маршал удивился тому, что архиерей приехал на встречу с ним в обыкновенном извощичьем экипаже, запряженном резвой кобылкой "Звездочкой", которой управлял кучер-китаец по имени Аркаша. Откуда было маршалу знать, что для харбинских архиереев в те годы, когда сотни детей, стариков и инвалидов в подопечных им приютах нуждались в хлебе насущном, автомобиль был немыслимой и даже совершенно неприличной роскошью. Родион Яковлевич решил исправить положение. Спустя несколько дней к воротам "Дома Милосердия" подъехал черный лимузин, в котором находился порученец с дарственным письмом маршала. После получения подарка Владыка по-прежнему в деловых поездках по городу пользовался экипажем и только в высокоторжественные дни выезжал на службу в автомобиле. Шофером был К. Войткевич.

 \С.50\

Вернемся, однако, к основному руслу нашего повествования. Священник о. Дионисий Поздняев пишет, что 1 октября 1945 г. делегации в составе епископа Ростовского и Таганрогского Елевферия и протоиерея Григория Разумовского был выдан мандат №1263 за подписью Патриарха с поручением посетить Харбин и "воссоединить находящихся в расколе" на территории Маньчжурии архиереев [24]. О приезде в Харбин этой делегации епископ Никандр (Викторов) годом позже вспоминал так: "Глубокой осенью прошлого года […] к нам прибывает от Святейшего Отца нашего со всепрощением и братской любовью и миром владыка Елевферий со своим спутником о. Григорием Разумовским. В те дни для нашего города наступил месяц особого религиозного подъема. По словам самого владыки Елевферия, они с тревогой ехали в Харбин, как в какую-то неизвестность. Но вот перед праздником Иверской Божьей Матери (24 октября - Авт.) произошла первая встреча с харбинцами, и лед растаял. Наступила полная примиренность и светлое духовное торжество. После этого патриаршие посланцы со спокойной совестью могли возвращаться к себе домой, сознавая, что они в полной мере выполнили в Харбине Патриаршее послушание. А мы, харбинцы, молились и благодарили Господа Бога, что Он сподобил нас возвратиться в лоно Матери-Церкви Российской "[25].

Подписание документов, формально зафиксировавших факт воссоединения (с принесением харбинскими архиереями покаяния за годы пребывания в расколе), состоялось в Харбине 26 октября 1945 г. Делегация вернулась в Москву в начале декабря. Святейший патриарх Алексий 7 декабря направил в Харбин телеграмму следующего содержания: "Наша делегация благополучно вернулась в Москву. С отеческой радостью и любовью принимаем возвращение в лоно Матери-Церкви архипастырей, клир и мирян Харбинской, Камчатско-Петропавловской и Китайско-Пекинской епархий" [26]. Под Камчатско-Петропавловской епархией, в данном случае, подразумевалось Камчатское подворье с "Домом Милосердия", возглавлявшееся владыкой Нестором.

И вот - заключительный аккорд, апофеоз согласия: определением Синода от 27 декабря 1945 г. за №31, по слушании доклада преосвященного Елевферия о результатах поездки делегации Московской Патриархии в Харбин, было решено "считать воссоединенными с Русской Православной Церковью с 26.10.45 архипастырей: митрополита Харбинского Мелетия, архиепископа Димитрия, архиепископа Нестора, архиепископа Виктора, епископа Ювеналия и начальника Корейской Миссии архимандрита Поликарпа (Приймака), клир и мирян Харбинской епархии". В пределах Китая и Кореи был образован единый Митрополичий округ с присвоением митрополиту титула Харбинский и Восточно-Азиатский. Высокопреосвященнейшему митрополиту Мелетию по болезни предоставлялся отпуск. Временно управляющим митрополичьим округом назначался архиепископ Нестор" [27].

В начале 1946 г. Высокопреосвященнейший митрополит Мелетий почил в Бозе. Указом от 11 июня 1946 г. № 664 Святейший Патриарх Алексий преобразовал Митрополичий Округ в Восточно-Азиатский Экзархат. Экзархом Московской Патриархии по Восточной Азии был назначен владыка Нестор, с возведением его в сан Митрополита Харбинского и Маньчжурского [28]. Отныне бремя ответственности за положение дел в Православной Церкви на территории Юго-Восточной Азии всецело легло на его плечи, однако, это - тема для отдельного рассказа.

Мы же завершим наше повествование напоминанием слов митрополита Нестора - Милостью Божией поборника церковного единения: "Моим бывшим духовным чадам оставляю то же завещание апостольское, какое было мной положено в основу моей проповеди: "Живите достойно благовествования Христова, чтобы мне, приду ли и увижу ли вас, или не приду, слышать о вас, что вы стоите в одном духе, подвизаясь единодушно за веру Евангельскую (Флп.1, 27)" [29].

Фотографии из семейных архивов авторов публикуются впервые:

Авторский | Региональный | Хронологический |
Структурно-конфессиональный | По направлениям деятельности